Земля над облаками. Ольга Абраменко – о насилии на Памире
Уже привычной стала фраза, сопровождающая новости о войне России против Украины: “Проверить информацию не представляется возможным”, хоть вводи специальную аббревиатуру. Это касается не только сообщений очевидцев в соцсетях, но и официальных заявлений воюющих сторон, хотя, казалось бы, за событиями в Украине напряженно следит весь мир, там работают журналисты, правозащитники, специальная группа по документированию военных преступлений.
Тем временем в далекой от Украины части Евразии, в Горно-Бадахшанской автономной области Таджикистана, развернулась другая “спецоперация” (власти в Душанбе называют ее антитеррористической), которая не нашла должного отражения в мировых СМИ и воспринимается как локальное явление. О непризнании и дискриминации памирских народов, этнически-религиозного и языкового меньшинств, нечасто пишут даже правозащитники, в последнее время на ситуацию в Горном Бадахшане реагировал специальный докладчик ООН по правам меньшинств. Скудную информацию оттуда проверить не представляется возможным не только потому, что Памир далеко и высоко, и не только потому, что местные журналисты находятся под огромным давлением и не могут свободно освещать происходящее, но и по той простой технической причине, что с ноября 2021 года в области отключены интернет и мобильная связь.
При всей разнице, сообщения очевидцев, которые всё-таки пробивают этот железный занавес, показывают, что местные жители видят в противостоянии населения и силовых подразделений прямые аналогии с войной в Украине. Журналистка Анора Саркорова, которой в своё время власти Таджикистана фактически запретили работать по профессии и которая сейчас остаётся едва ли не единственным источником сообщений с места событий, передает слова одного из жителей: “Вамар – как Буча. Везде трупы. Ищут людей. Везут в отделы милиции и ГКНБ на допрос и избивают до смерти”. Вамар – это центр Рушанского района, где протестующие 16 мая перекрыли дорогу на столицу области Хорог, чтобы задержать военную колонну (повалили деревья, устроили преграды из автопокрышек).
Пишут, что силовики не давали забрать не только тела убитых, но и ещё живых раненых участников протестов, которые в результате истекли кровью и умерли. Пишут, что в Рушанском районе идет повальная “зачистка”, что мужчин забирают в пограничную комендатуру – из домов и из больницы, пытают их и после допросов убивают; Саркорова называет имя одного из таких погибших – 44-летнего Шухрата Руштова. Пишут о многочисленных актах мародёрства. Сообщают о гибели 7 человек, находившихся в саду в Вамаре, от обстрела пакетами с вертолета. Пишут, что снайперы перестреляли тех демонстрантов, которые пытались скрыться в горной местности. Пишут, что пропали 17 человек, выехавшие на машинах из Душанбе в Хорог, все они родственники или знакомые тех, кого власти называют “организаторами беспорядков”. Пишут, что число погибших может составить около 40 человек, но только 21 (или 25, или 27) мертвых было разрешено похоронить (в том числе погибшего первым 30-летнего Замира Назаршоева), остальные пока не найдены. Есть слухи о том, что тела убитых бросали в реку, поэтому многие сомневаются, что их вообще найдут. Говорят, что Таджикистан запросил экстрадицию около 350 памирцев, живущих в России, у некоторых есть российское гражданство (именно таким образом в Таджикистан вернули бойца ММА Чоршанбе Чоршанбиева, которого уже осудили на 8,5 лет, и активиста памирского землячества Амриддина Аловатшоева, осуждённого на 18 лет). Ко всему этому надо добавлять фразу “проверить не представляется возможным”, ведь сообщения очевидцев через соцсети – это наш единственный более-менее достоверный источник информации. Во всё это верить не хочется, но после Бучи мир убедился в том, что ужасной правдой может оказаться самое невероятное.
Таджикистанские СМИ пишут совсем другое: “спецоперация по нейтрализации вооруженных боевиков в Рушанском районе Горно-Бадахшанской автономной области страны завершена”, ни один мирный житель не пострадал, убиты и попали в плен только “террористы”, оружие заранее ввезли из-за границы, среди “боевиков” были “иностранные наемники”… Российский МИД развивает эту терминологию – “криминальные элементы и примкнувшие к ним экстремисты”. Существенно разнятся данные о погибших и раненых, о применении протестующими оружия (таджикский МВД перечисляет модели захваченных пистолетов и пулеметов, а в соцсетях пишут, что огнестрельного оружия у протестующих не было), но как это проверить?
Власти Таджикистана за много лет так и не нашли никакого другого способа разговора с населением, кроме военного подавления протестных настроений. Из предыдущих подобных ситуаций наиболее кровавыми стали массовые беспорядки в 2012 году. Тогда в ГБАО тоже ввели войска, тоже были многочисленные жертвы, тоже отключили мобильную связь, и всё это также называлось “спецоперация”. С тех пор военное присутствие в регионе усилилось, и о сегодняшних событиях памирцы рассказывают как о рутине: “Всё опять пошло по обычному сценарию: стали летать вертолеты, обстреливать нас, на высотах засели снайперы и начали стрелять на поражение”. Но вот что отличает нынешнее противостояние от событий 10-летней давности: тогда активно действовало гражданское общество Таджикистана, и коалиция ведущих правозащитных организаций по результатам серьезной мониторинговой миссии опубликовала подробнейший отчёт о нарушениях прав человека, свидетельства очевидцев и даже (!) реакцию властей – официальные ответы на запросы. В нынешних обстоятельствах это кажется удивительным, сейчас диалог с населением отсутствует как таковой, правозащитники и гражданские активисты не имеют никакой возможности влиять на ситуацию.
Именно этого – доступа независимых наблюдателей, местных и иностранных журналистов в Горный Бадахшан – требовали протестующие 14 и 16 мая: “Просим о мониторинге… и помощи со стороны специализированных учреждений ООН, ОБСЕ, МККК, международных и местных правозащитных организаций в ходе расследования правоохранительными органами актов, которые имели место 25–28 ноября 2021 года и вызвали протесты, а затем аресты, преследования, осуждения уроженцев Памира”. Ешё требовали вывести наконец из уставшего от милитаризации региона войска, за исключением полиции и пограничников, прекратить практику запугивания, арестов, принудительных телевизионных признаний, а главное, требовали гарантий того, что правительство Таджикистана не будет силой подавлять мирные протесты.
В 2017 году Антидискриминационный центр “Мемориал” подал альтернативный доклад в Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации о положении этнических меньшинств в Таджикистане. Мы писали, что власть отрицает предвзятое отношение к памирцам, но такое отношение имеет место: этих людей выявляют визуально, по характерному акценту в таджикском языке, по указанному в паспорте месту рождения; их не учитывают отдельно при переписи населения (записывая таджиками); памирцев, в большинстве своём исповедующих исмаилизм, нередко считают “неправильными мусульманами”, хотя об исмаилизме у среднестатистических таджиков представления самые смутные; памирцев не назначают на государственные должности, считая их нелояльными и подозревая регион в целом в сепаратизме; что языками памирцев на государственном уровне пренебрегают.
Подзаголовок нашего доклада был таким: “От непризнания к дискриминации”, и некоторые коллеги посчитали, что мы высказались слишком резко (не говоря о властях Таджикистана, которые восприняли критику в штыки). Однако наши тогдашние оценки, увы, подтвердились: нарушение прав памирцев привело к протестам ноября 2021 года и их подавлению, к новым протестам и к нынешней очередной “антитеррористической операции” с многочисленными жертвами.
В организации незаконного митинга 16 мая 2022 года и последующих беспорядков власти обвинили нескольких человек. Один из них, оппозиционный политик социал-демократического направления Алим Шерзамонов, находится за границей. Второй – генерал пограничных войск Холбаш Холбашов; памирцы считают, что он похищен силовиками. Третий – “неформальный лидер” Мамадбокир Мамадбокиров – убит 22 мая. Пресс-служба МВД: “В результате внутренних криминальных разборок”. Социальные сети со ссылкой на местные источники: “Застрелен снайпером одного из силовых ведомств республики”. Памирцы романтизируют Мамадбокирова и считают его смерть героической. Узнаем ли мы когда-нибудь, как было дело?
Четвертая обвиняемая – журналистка Улфатхоним Мамадшоева. Ей вменяют “публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя”, однако никому неизвестно, где и кого она “призывала”. О том, как уважают Улфатхоним на Памире и вообще в Таджикистане именно за миротворчество, пресса уже рассказала. Я знаю Ульфат лично. Для меня мучительно даже думать о том, что она находится в застенках ГКНБ, представлять, какому давлению она подвергается.
К деэскалации на Памире призвали послы ЕС и некоторых западных стран, отреагировал специальный докладчик ООН по вопросам меньшинств. К миру призвал и чрезвычайно почитаемый памирцами религиозный лидер исмаилитов Ага Хан IV. Лейтмотив его посланий – отказ от насилия, беспорядков и любой незаконной деятельности, соблюдение законов, созидание на благо страны. Мир, открытость, справедливость, прекращение политических репрессий – вот что должно стать возможным на Памире. Для этого необходимо независимое расследование трагических событий, с участием правозащитников и международных наблюдателей. К сожалению, в Горный Бадахшан сейчас попасть невозможно, поэтому гражданским активистам нужно постараться как можно точнее записать свидетельства очевидцев, восстановить ход трагических событий. Буча дождется своего трибунала. Рано или поздно будет справедливый суд и в Хороге.
Ольга Абраменко – эксперт Антидискриминационного центра “Мемориал”
Источник: Радио Свобода
