Сталин основатель Таджикистана: миф или реальность?
Камолуддин Абдуллоев, историк
Обаяние и нечеловеческая жестокость Сталина не противоречили друг другу. Они были источником его власти… (Хироааки Куромиия, Stalin, Profiles in Power)
Как всегда, мы останавливаем свое внимание на событиях истории, отмечающих очередную «круглую» дату. В марте 2023 года исполнится 70-летие смерти И.В. Сталина. А совсем недавно появился еще один повод для обращения к сталинской тематике. В январе 2023 года президенту Казахстана Касым-Жомарту Токаеву казахскими учеными были представлены материалы Государственной комиссии по полной реабилитации жертв политических репрессий, собранные в 31 том.
Напомним, что в России создана электронная база данных жертв политического террора в СССР, в которой совсем немного упоминаний о таджикистанцах. В Киргизии в 2021 году вышла 10–томная “Книга жертв политических репрессий Киргизской республики (1920–1953 годы)”. Чтут память жертв репрессий и в Узбекистане, где 22 года назад был воздвигнут мемориальный комплект «Шахидлар хотираси» («Память о мучениках»), и с тех пор каждого 31 августа отмечается День памяти политических репрессий. На рубеже 2022 и 2023 гг. Верховный суд Узбекистана реабилитировал 393 человек, репрессированных в в 1920-1930-х гг., включая т. н. басмачей. Ученые этой страны ведут подготовку многотомной книги «Жертвы репрессий».
А что у нас?
Нельзя сказать, что таджиков не волнует история трагических 1930-х годов. Начиная с 1957 года в СССР велась определенная реабилитационая работа, но избирательная, неполная и негласная. Еще более незаметно проводилась она в Таджикистане. Так, восстановление в партии председателя правительства 1929-1933 гг. А. Ходжибаева в 1967 г. было проведено лишь по заявлению родствеников репрессированного, и прошло незаметно, под грифом «совершенно секретно».
В 1989 году, в разгар перестройки, ЦК Компартии Таджикистана принял решение об увековечении памяти репрессированных руководителей республики. Их именем сегодня названы улицы, ставяться памятники. Вспоминаются такие фигуры как Абдурахим Ходжибаев, Нусратулло Махсум, Шириншо Шотемур, Абдулкодир Мухитдинов, Чинор Имомов и немногие другие репрессированные в 1930-х гг. При этом делается фокус на их биографиях и заслугах, избегая разговоров о тех, кто развязал репрессии и участвовал в них, о природе сталинизма, и т. д.
Хотя немало таджикских ученых и писателей, побывав в лагерях для репрессированных, вернулись и пережили Сталина, у нас не появилось своих Шаламовых и Солженицыных. Последний из репрессированных таджикских писателей, который пережил и Сталина и СССР – Рахим Хашим скончался в 1993 году. После Великой Отечественной войны был осужден и строил Волго-Донской канал таджикский философ, фронтовик Алоуддин Богоутдинов. Из лагеря Богоуддинов вернулся в 1951 году с женой Антониной, тоже бывшей заключенной. Странно, что ни в одной из официальных биографий академика, ни в статьях его многочисленных учеников, этот факт не упоминается. Негоцианта и книгочея Абдулочона Абдулхолика из Самарканда и его двух сыновей- писателей Рашида и Гани арестовали и осудили в 1937. Рашид и его отец скончались в лагерях в 1937 и 1940 гг, а Гани (Гани Абдулло, известный драматург) был освобожден в 1947 году, но смог вернуться в столицу Таджикистана Сталинабад только после реабилитации в 1955 году. Вернулся, чтобы вместо поддержки и сочувствия встретить косые взгляды и неблагожелательное отношение коллег-сверстников.
Сам Садриддин Айни, вроде обласканный властью, все 1930-е гг. жил в страхе быть арестованным. И он, и режиссер К. Ярматов, а также сотни, а может тысячи таджиков, спасаясь от молоха репрессий, были вынуждены превращаться в «релокантов», скрываясь за пределами Таджикистана в надежде переждать репрессии. По подсчетам американской исследовательницы Ф. Робертс, из двадцати членов Союза писателей Таджикистана, девять человек (почти половина) были арестованы в 1937 г., и из них пятеро скончались в тюрьме, а шестой провел более десяти лет в тюрьме – остальные трое были освобождены из тюрьмы к концу 1938 года. Ни одна из перечисленных и неперечисленных жертв сталинского террора не оставила потомкам каких-либо текстов о той эпохе, о лагерях. О том, что это значит: жить с клеймом «врага народа». Небольшое исключение представляют воспоминания Бароат Ходжибаевой об отце «Абдурахим Ходжибаев: страницы короткой жизни», изданные в 2000 г. тиражом всего в 200 экземпляров, а также очерк нашего современика Рашида Абдулло о своем отце Гани Абдулло.
Сталина нет уже 70 лет, как нет в Таджикистане города, колхозов, улиц и площадей, названных в его честь. Но память о нем жива. Более того, в последние годы начинает казаться, что ностальгия по Сталину и желание жить в «обновленном Советском Союзе», получила новый импульс в Таджикистане и других частях постсоветского пространства. Так ли это? Если да, то как примирить этот нарратив со стремлением укрепления национального суверенитета? Можно ли восхищаться тираном и его жертвой одновременно? Почему советское прошлое, в котором Сталин занимает пожалуй центральное место, не отпускает таджиков?
Сталин основатель Таджикистана: миф или реальность?
До революции большевики полагали, что государство победившего пролетариата должно делиться на автономные регионы по политико-административному принципу.
Однако после 1917 года повсеместно, в том числе в Средней Азии начали возникать центры этно-национального движения к самоопределению (Алаш Орда, Кокандская автономия). В регионе началось антисоветское вооруженное движение – басмачество, которое базировалось на мусульманском национализме, шариатском понимании независимости и территориальной целостности. Большевики объявили войну этим явлениям и одновременно поняли, что для удержания власти следует пойти на компромисс и предоставление национальных прав «окраинам» России. Так, в 1919 году было решено пойти по пути национального строительства. Нации должны были развиваться в советских республиках под строгим партийным контролем с тем, чтобы в дальнейшем, преодолев различия, образовать новую советскую идентичность. Это был неслыханный в истории эксперимент: на руинах Бухарского эмирата и «русского Туркестана» создать национальные прото-государства развивая в них культуру, образование, проводя индустриализацию, эмансипацию женщин и пр.
План этот можно считать похвальным намерением в духе европейского Просвещения, если бы не два больших «но». Первое: большевики оставались русскими имперцами, то есть стремились удержать территории бывшей Российской империи под контролем Москвы, и не собирались предоставлять независимость и свободу вчерашним «инородцам». Второе: большевисткое руководство полагало, что для достижения таких грандиозных целей можно отнимать имущество, ломать привычный уклад экономики, лишать свободы и убивать людей в массовом порядке. Делать с ними все, что они посчитают нужным, и народ должен не роптать, поскольку перед ним открываются большие перспективы.
Еще при Ленине было решено, что на месте России должна быть конфедерация республик, а не унитарное государство. Был достигнут примерный консенсус по вопросу о том, кому быть «национальностью» в Средней Азии. Однако главным архитектором национальной политики выступил Сталин, который оказался верным продолжателем дела своего учителя. На протяжении всех 1920-х гг. шли консультации, споры по границам. Московским руководством учитывались голоса «снизу», выслушивались аргументы самих национальных лидеров. Поначалу таджиков в списке на получение государственности в рамках советской системы не было. Таджики как этническая группа, которую объединял общий язык и оседлый образ жизни, конечно были, но не было элит жаждущих политически мобилизовать сторонников из среды своих собратьев по этносу. То, что у тюрков таковые лидеры нашлись, то это потому что национальные лидеры Ташкента и Бухары, тяготевшие к млодотурецкому опыту модернизации, вовремя разгадали намерения большевиков разделить Среднюю Азию. Впрочем, конфигурация политических сил в то время имела мало общего с этнической принадлежностью главных акторов. Самой сильной была группа персоязычного бухарца из богатой семьи Файзуллы Ходжаева, которого поддерживал Сталин за его промосковскую политику, в частности во время борьбы против Энвера Паши в 1922 году. Партийные лидеры из персофонов Самарканда, Бухары и Ходжента, которые были в команде Ф.Ходжаева, в стремлении продвигаться по карьерной лестнице проводили интересы большого и сильного Узбекистана.
Тем не менее, в 1924 г., с образованием Таджикской АССР, таджики получили формальный статус «титульной нации», но в рамках Узбекской ССР. Появились собственно таджикские лидеры, которые выступили хоть с опозданием, но очень слаженно, предъявив претензии на территориальное владение, статус государства и право на самоуправление. Тут надо признать, что Сталин их услышал и поддержал. И не важно, какими мотивами он руководствовался: симпатией к таджикам, мнением академической науки, стремлением препятствовать пантюркизму и росту популярности Ф. Ходжаева, геополитикой или всеми указанными причинами вместе взятыми. Как диктатор и обладатель верховной власти в СССР, Сталин сделал несколько важных заявлений по «национальному вопросу», оказавших большое влияние на становление Таджикистана. Он поддерживал зарождающийся в среде первых руководителей Таджикистана таджикский патриотизм.
«Таджики имеют богатую историю; их большие организаторские и политические способности прошлого не являются секретом ни для кого», — писал он в письме, адресованном таджикскому народу по случаю провозглашения Таджикской Автономной Советской Республики 14 марта 1925 г. Три года спустя Сталин отнесся с вниманием к претензиям 28 членов Таджикскома обкома КП (б) Узбекистана, поставивших свою подпись под письмом в Политбюро ЦК ВКП (б) по вопросу присоединения к ТаджАССР таджикских районов из Узбекистана. Они нашли нужные аргументы, в том числе бюрократические, чтобы достучаться до начальства. Важными причинами отделения от Узбекистана авторы письма назвали «притесненияя, бюджетные урезки, отсутствие реальной помощи и внимания, игнорирование таджикских интересов… курс на ассимиляцию таджиков в Узбекистане».
Как руководитель советского государства, Сталин стоял за выходом таджикской автономии из Узбекистана, вхождением в республику современной Согдийской области и приданием Таджикистану статуса союзной республики в 1929 г. Сам Ф. Ходжаев не противился этому решению, вероятно потому, что вопрос был решен без него, на самом верху.
Правда, в Самарканде и Бухаре (родине большинства подписантов) таджикам было отказано. Тем не менее, результат был положительный. Не случись этого, Таджикистан не был бы сегодня независимым государством, а напоминал бы Чечню 1990-х, или сегодняшний Каракалпакстан – автономию которая борется за право выхода из состава Узбекистана.
Однако Сталин не был благодетелем и бескорыстным покровителем таджиков. Он понимал, что Таджикистан со своей иранской идентичностью может и должен служить противовесом более мощному и опасному тренду тюркского национализма в бывшей Российской империи.
«Таджики — это особый народ. Это не узбеки, не казахи, не киргизы, это — таджики, самый древний народ Средней Азии», говорил он в 1941 г. Таджикистан был эффективным инструментом достижения важных целей сталинской этнополитики и усиления личной власти самого Сталина, в частности:
1) как орудие внутрипартийной борьбы против мусульманских коммунистов (группа Турара Рыскулова), которые в начале 1920-х строили планы создания Туркестанской компартии взамен РКП (б), ликвидации советской системы и создания Тюркской республики на основе тюркской национально-политической консолидации;
2) как орудие борьбы против латентного джадидизма, базировавшегося на тюркизме и стремившегося сохранить Большой Узбекистан как преемника Бухарского эмирата (проект Ф. Ходжаева);
3) как орудие русской геополитики в обличьи Коммунистического Интернационала, обеспечивающего доступ коммунистический идей, а вслед за ней самой России, из Таджикистана в Афганистан и далее к Индийскому океану, с тем, чтобы укрепить статус России как крупнейшей евразийской империи.
Связь Таджикистана со Сталиным была взамовыгодная: они нуждались друг в друге.
Сталин и таджикские национальные лидеры
Хоть Сталин ни разу не был в Средней Азии, в отличие от Ленина он встречался в своем кабинете с большинством региональных партийных и государственных чиновников национальных республик. Он нуждался в грамотных и преданных ему кадрах. В Таджикистане их было крайне мало. Кроме секретаря ЦК КП (б) Туркестана худжандца А. Рахимбаева (который вместе в А. Мавлянбековым, тоже худжандцем, встречался с Лениным в октябре 1921 г.), Сталин лично продвигал двух других ярких лидеров Таджикистана – Нусратуллу Махсума и Абдурахима Ходжибаева. Это, впрочем, не помешало ему лично санкционировать их арест и расстрел в 1937-1938 гг. Почему? За дело, или не за что?
СССР был и империей и многонациональным государством в одном лице. Среди нерусских народов упрямо пробуждалось национальное самосознание в том числе в формах, не контролируемых партийно-советской и чекистской вертикалями власти. В Таджикистане мужчины собирались на свои неформальные собрания – “гапы”, где вдали от чужих глаз и ушей обсуждали вопросы, которые они считали важными, в том числе политические. Несмотря на гонения на религию, сохранялась приверженность к исламу, которая поддерживалась женщинами на уровне семьи. Были ли руководители Таджикистана искренними большевиками верившими в победу коммунизма, или им приходилось подыгрывать властям с тем чтобы выжить, сделать карьеру и одновременно способствовать постепенному превращению Таджикистана в развитое и независимое государство? Мы не узнаем этого, пока не пойдем в архивы и не проследим судьбу каждого их них в отдельности. Пока же можем предположить, что наиболее выдающимся таджикским политическим лидерам 20 века начиная от А. Мухиддинова, А. Ходжибаева, Н. Махсума, до Б. Гафурова и М. Осими, приходилось овладевать тонким искусством защиты национальных ценностей и интересов в рамках господства коммунистической идеологии. Они были вынуждены приспосабливаться к политике Кремля, для того чтобы при сохранении лояльности коммунистам, исподволь проводить сугубо национальную повестку дня и сохранять верность традиционным ценностям. Айни, например был глубоко верующим человеком, мударрисом (профессором) медресе, писал религиозные трактаты которые вынужден был прятать «в стол». Он оставил много черновиков, которые ждут своего бепристрастного исследователя. Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Таджикистана в 1946—1956 гг. Б. Гафуров был сыном поэтессы и, как говорят, потомком известного персидского поэта-мистика, суфийского шейха и теолога 14 века Камола Худжанди. В 1974 г., будучи тяжело больным, он все-таки совершил хадж в Мекку, под явно надуманным предлогом «улучшения отношений СССР с Саудовской Аравией». По возвращении, он признался коллегам, что совершенный хадж – это самое важное событие его жизни и что все остальные его заслуги и занимаемые посты – «чепуха». И уехал на родину – умирать. Другой пример такого рода двойственности и противоречивости представляла личность президента АН Таджикистана в 1965 – 1988 гг. М. Осими. Он был единственным государственным деятелем республики советского периода, который использовал две фамилии: Осими на таджикско-персидском, и Асимов на русском. Первая – для души и публикаций за рубежом, вторая для формального внутреннего документооборота. Будучи коммунистом и таджикским патриотом одновременно, он был убежденным сторонником огромных возможностей, которые советская система предлагала для развития образования и науки Таджикистана.
Тщетность политики «строительства коммунизма» и стремление руководителей республики проявлять инициативу и самостоятельность, вызывали подозрение, раздражение, неприязнь и критику Кремля. На протяжении всего советского периода руководство Таджикистана неоднократно подвергалось кадровым «чисткам» различной степени жестокости. Формальным поводом могли служить обвинения в «буржуазном национализме», организации массовых приписок при заготовках хлопка и пр. Относительно недавний (для автора настоящего текста) пример – ничем не обоснованное снятие с должностей и исключение из партии двух харизматичных руководителей республики – первого секретаря ЦК КПТ Т. Ульджабаева (сменившего на этом посту Б Гафурова в 1956 г.) и председателя Совета Министров Таджикской ССР Н. Додхудоева, потрясшее таджикское общество в постсталинском 1961 г. Но самыми страшными для Таджикистана были 1930-е гг. Жестокость репрессий была запредельной и ничем не оправданной.
Конец первой части
Источник: Радио Озоди
